В. В. Грудзинский
Школа гуманизма

Авгyст 1974 г. Абитуриенты в томительном ожидании зачисления. Нас по очереди вызывают в приемную комиссию, которая проводит "смотрины" жаждущих стать студентами исторического факультета Иркутского государственного университета. Вдруг в толпе пролетел шепот: "Декан, декан..." Он шел по коридору пружинистой походкой, стройный, подтянутый и выглядел совсем молодым, несмотря на обильную седину красиво подстриженного "ежика". Так я впервые увидел Владимира Павловича, с которым судьбе было угодно связать меня крепкими профессиональными и дружескими отношениями.
Тогда, в середине 1970-х гг., еще была развита кружковая форма приобщения студентов к научной работе, и многие из нас активно занялись поисками самих себя. После некоторых скитаний я в конце первого курса "прибился" к кружку истории международных отношений и колониальной политики, которым руководил Владимир Павлович, и сразу почувствовал себя "в своей тарелке". Притягивала атмосфера доброжелательности, порождавшая надежду на возможность взаимопонимания преподавателя и студента. И предчувствия не обманули меня...
Курсовую по истории средних веков я писал под руководством Людмилы Павловны Савельевой, преподавателя знающего и требовательного. И вдруг я узнаю о том, что Владимир Павлович также ознакомился с моим "сочинением" и решил лично провести работу над ошибками. Приступили мы к этому занятию на кафедре, а завершили в читальном зале научной библиотеки, где проходило заседание Ученого совета университета, устроившись на последнем ряду, чтобы не мешать окружающим. По мере того как Владимир Павлович излагал свои замечания, мой мажорный настрой быстро улетучивался, и даже успела промелькнуть тревожная мысль: "За что же мне поставили "отлично"?" Закончив "разгром", шеф неожиданно подытожил: "Ну а в целом самостоятельно работать можешь". Сдержанность на похвалы придавала любому одобрению Владимира Павловича весомость. Даже сейчас, почти 35 лет спустя, этот эпизод вспоминается как один из самых ярких и значимых в моей студенческой жизни, позволивший впервые по-настоящему поверить в собственные силы.
Корректность, отсутствие даже намека на высокомерие, терпимость, естественная способность строить отношения со студентом фактически на равных, когда тот не ощущает давления статусного и возрастного превосходства, выделяли Владимира Павловича среди профессорско-преподавательского состава факультета. Все это порождало в ответ доверие к нему, уважение как к профессионалу и личности, которые зачастую незаметно перерастали в чувство душевной привязанности. И если передо мной не стоял выбор, какую специализацию избрать, то это исключительно благодаря притяжению личности Владимира Павловича.
Говорят, что человек любит в другом человеке только самого себя. При всей небесспорности этого утверждения нас, безусловно, притягивает в других то, что близко нашему внутреннему "я", отвечает нашим запросам, помогает достичь того, чего не достает нам самим.
Более всего меня поражала выдержка Владимира Павловича. Нет, это не человек со стальными нервами и не тот, кто постоянно скрывает свое эмоциональное состояние. Открытый, внимательный к окружающим, с развитым чувством юмора, он никогда при этом не обнаруживал своего раздражения. Мне доводилось наблюдать Владимира Павловича в лекционной аудитории, на научной конференции, в дальней экспедиции, за дружеским столом, и, проявляя при необходимости твердость, он в любой ситуации сохранял полный самоконтроль. Конечно, это было следствием работы над собой, но не только. Способность к самообладанию, на мой взгляд, столь же обязана внутренне присущей ему интеллигентности.
Высокая культура слова - качество, свойственное Владимиру Павловичу издавна. Будучи наслышаны о том, как он читал историю западноевропейского средневековья, я и мои однокурсники очень сожалели, что нам не пришлось прослушать эту дисциплину в исполнении Олтаря (так в шутку называли его студенты). Однако нам повезло прослушать в его исполнении часть курса истории стран Азии и Африки в средние века (другую часть данного курса читал тогда доцент В.В. Свинин). Это была классика лекторского мастерства. Отточенность слога, зачастую в сочетании с тонким юмором, основанные на обстоятельной проработке материала, оставляли сильное впечатление. Происхождение ислама, арабские завоевания, средневековая японская поэзия - темы, которые пробуждали воображение и рисовали яркие образы. Помню слова моей однокурсницы после одного из таких занятий: "Вот если бы все лекции были такими!".
Столь же ответственное отношение прививал Владимир Павлович тудентам и к письменному слову. Для меня его уроки стали неоценимым опытом того, как надо работать с текстом. Вычитывая мои первые весьма несовершенные опыты, он прививал чувство стиля, учил ясности изложения мысли. Надо сказать, что по молодости лет я воспринимал замечания шефа довольно чувствительно и поэтому одновременно ждал и побаивался таких "бесед". Ждал, конечно, больше, ибо они, особенно проходившие у Владимира Павловича дома, за чаем, перерастали в разговоры, выходившие далеко за пределы учебной и научной тематики.
Еще одно завидное качество Владимира Павловича - упорство в достижении цели. Защитив кандидатскую диссертацию, посвященную истории английской Ост-Индской компании, он мог бы успешно продолжить свои изыскания по какой-либо сходной проблеме колониальной политики Великобритании, однако решил обратиться к истории Новой Зеландии. В середине 1970-х гг. отечественная историография делала лишь первые неуверенные шаги в изучении истории этой страны. Казалось бы, такой разворот в направлении научных исследований нельзя расценить иначе, как удачную находку. Тем не менее, реакция оказалась неоднозначной. Какие-то отголоски этого непонимания докатывались и до студенческой среды. Подспудно питаемые державными предрассудками, они провоцировали вопросы: "Что такое Новая Зеландия? Кому она нужна? Тем более что источников нет". В "высоких кругах" тогдашней официальной историографии также выражали недоумение: "Что вы там собрались изучать? По истории Новой Зеландии все уже написано!"
...Прошло более 30 лет. На историческом факультете Иркутского госуниверситета сложился научный центр по истории не только Новой Зеландии, но и всей Океании, получивший известность далеко за пределами России.
Обстоятельства сложились так, что почти четверть века мы живем вдалеке друг от друга, но ни время, ни расстояние не могут умалить главного: уроки человечности, преподанные Учителем, стали для меня примером, сила которого помогает поддерживать живую связь поколений.