Проекты
ИСТОРИКИ-1997 --- Проекты --- История и историки --- Иркутская школа археологии

С.И. Кузнецов, доктор исторических наук, профессор.
Ю.А. Петрушин, доктор исторических наук, профессор.

История и историки
90 лет исторической школе Иркутского государственного университета

Г.И. Медведев
Иркутская школа археологии*

Иркутский государственный университет "наплодил" археологов всех "периодизационных мастей", частью благословил их на работы в иных краях, но достаточно много археологических воспитанников ИГУ осталось в городе, области, они творят благое дело изучения древностей в школах, трех вузах Иркутска - классическом, техническом, педагогическом университетах, работают в музеях и других учреждениях. В научных публикациях сегодняшних специалистов-археологов часто мелькает фраза "иркутская школа археологии". Она употребляется авторами и в описаниях далеких дней начала XX в., и в характеристиках археологических изысканий университетских археологов Иркутска второй половины XX в., и в оценках сегодняшнего дня, демонстрируя, наряду с другими материалами, в явном и неявном виде, отношения между коллективами и отдельными личностями в "общеиркутском археологическом интерьере".
Сам термин "иркутская школа археологии" известен с конца 20-х - начала 30-х годов XX столетия. Иногда употребляют выражение "школа археологии профессора Бернгарда Эдуардовича Петри", или просто "школа Петри". Термины эти - неофициальные, никогда не обсуждались и не утверждены конвенциально. Но они приняты в лексике археологов Сибири и даже более широкого российского географического пространства. Употребимы они археологами разных поколений. "Живучести" термина, видимо, способствовало то обстоятельство, что очень многие знали и знают о принадлежности популярных отечественных ученых Михаила Михайловича Герасимова, Георгия Францевича Дебеца, Алексея Павловича Окладникова к функционерам "школы Петри" в 20-х годах. Особенно это касается личности А.П. Окладникова. Тень знаменитого археолога до сих пор витает над всей археологией Северной Азии, и это, наверное, немало помогло тому, что термин склоняем до сих пор.
Термин "иркутская школа" археологии был запущен в оборот научной статьей (1929 г.) известного российского ученого - археолога Василия Алексеевича Городцова. В 1924 г. Городцов совершил специальную поездку по городам Сибири. Его интересовало состояние археологических изысканий на этих огромных пространствах. В Иркутске он знакомился с археологическими коллекциями Иркутского университета и Краеведческого музея и встречался с работающими археологами. Спустя пять лет появилось знаменитое теперь определение - "иркутская школа археологии", а скоро, в 2009 г., можно будет праздновать его 80-летие. Тогда, много лет назад, никто не спросил Городцова о смысле и значимости сказанного. Сам он нигде не развернул фразу в повествовательную форму. Строгому анализу фраза сегодня не подлежит, и любая трактовка ее содержания может быть объявлена "произвольной", насколько "произвольность" может быть допущена в аспекте рассмотрения российских - сибирских событий первой половины 20-х годов XX столетия.
В определении "иркутская школа археологии", говоря языком литературных критиков, заложены три большие темы: "ШКОЛА", "ИРКУТСКАЯ", "АРХЕОЛОГИЯ". Были ли эти темы, неоднозначные и в смысловых позициях, и в содержательных объемах, смонтированы Городцовым сознательно в одну фразу или так уж получилось "нечаянно" - неизвестно.
Скорее всего, слово "школа" Городцов употребил, не задумываясь, поскольку во времена конца XIX - начала XX вв. это было обычно и даже модно. Маститый археолог имел свою школу, знал археологическую школу Федора Кондратьевича Волкова, географическую - Дмитрия Николаевича Анучина, геологическую - Алексея Петровича Павлова. С последним они были друзьями и единомышленниками. Приват-доцент Санкт-Петербургского университета, профессор Иркутского университета Б.Э. Петри, автор многих археологических и этнографических произведений, успешно практиковавший археолог, объединивший вокруг себя всех "взрослых" и юных археологов Иркутска, в глазах Городцова мог быть определен только "главой научной школы". Можно, конечно, заподозрить столичного ученого в том, что в слово "школа" он вложил некую долю покровительственной снисходительности, специально для провинции. Но и при таком допуске слово "школа" придает всему выражению смысл уважительного одобрения. Не следует забывать, что ученого Петри Городцов с необходимостью видел на фоне научной фигуры его отца Эдуарда Юлиевича Петри, доктора и профессора Бернского университета на русской службе, автора широко известных монографий "Основы антропологии", "Методы и принципы географии", "Атлас" и др. Иное слово, кроме "школа", Василий Алексеевич едва ли мог употребить. Но тогда почему же не "школа" Б.Э.Петри, а "иркутская"? В этом термине, вероятно, скрыты несколько сюжетов, которые могли быть прочтены Городцовым.
Прежде всего, знакомясь с коллективом иркутских археологов середины 1920-х годов, внимательный Городцов мог обнаружить людей, имевших свой "независимый", "автономный" статус исследователей. В "старшем звене" этими людьми были Николай Яковлевич Ходукин и Василий Иннокентьевич Подгорбунский. В "среднем звене" - Георгий Петрович Сосновский и Василий Иванович Сосновский. Среди молодых явно выделялся Георгий Францевич Дебец, археолог и уже сложившийся антрополог, который если и не стоял афронт Б.Э. Петри, то уже определенно всегда был "развернут" вполоборота к его мнениям. Логично было Городцову объединить всех вокруг Петри понятием "иркутская школа", не задев при этом ни самолюбия главы школы, ни его коллаборантов. Это - один из предполагаемых сюжетов, или мотивов. Вторую сюжетную линию, определенно, предлагал сам Иркутский университет, только что, шесть лет назад, "испечённый" в огне гражданской войны 1918 года. Петри начал формировать археологическое братство "юных друзей музея" в 1916 году, когда государь-император соблаговолил принять и утвердить решение Государственной Думы об открытии в Иркутске университета в числе многих прочих вузов в России. В 1924 г. Городцов увидел результат петринских начинаний в виде идейно-методически и кадрово-добровольно организованной "университетской археологии", единственной подобной ассоциации на востоке России. Но Городцов должен был увидеть в Иркутском университете и нечто более значительное, совершенно новое: археология была вписана "рабочей группой" в деятельность междисциплинарного научно-исследовательского образования, имевшего официальное имя: Биолого-географический научно-исследовательский институт Иркутского университета (1923). Директором БГНИИ в то время был зоолог беспозвоночных Борис Александрович Сварчевский, вдохновителем-организатором - зоолог позвоночных Виталий Чеславович Дорогостайский, научным координатором самого широкого диапазона - археолог и народовед Петри. Более половины Ученого Совета БГНИИ составляли исследователи гуманитарных специальностей. Как бы сказали сегодня, это был настоящий вузовский научно-исследовательский универсум.
В наши дни уже очень трудно, если не сказать невозможно, восстановить уникальность этого причудливого кружевного рисунка плетения междисциплинарных интересов, отношений, взаимовлияний, которые создавались жадными до всякого знания молодыми энтузиастами-исследователями, их наставниками в новых для научных сообществ формах консолидации, в стенах еще совсем юного, неудержимо стремящегося куда-то вперед Иркутского университета. Возможно, мудрый Городцов кожей ощутил этот аромат задора в научных устремлениях, увидел реальный потенциал будущего науки в Российской Азии и ввел в похвальный титул слово "иркутская".
Нельзя исключить, что широта исторических знаний Городцова обусловила употребление прилагательного "иркутская" в качестве обязательной дани городу - восточным воротам Империи - богатому научными событиями XVIII-XIX вв., в том числе и открытиями различных древностей, о чем известно было далеко за пределами России еще с начала XVIII в. Это - третий возможный мотив к слову "иркутская".
Подытожим: В.А. Городцов увидел в городе с богатыми научными традициями и заслугами региональную археологию, имевшую научно-учебную форму добровольной организации, выраженный научный потенциал руководителя и учеников, определенный коллективный исследовательский опыт, стремление быть в развивающемся вузовском научном интегрированном знании и не без претензии на научное лидерство. При этом лидерство не только и не столько в стенах вуза, сколько во всесибирских масштабах. Возможно, Городцову следовало вместо "археологическая" употребить термин "этнологическая", поскольку Б.Э.Петри был настолько же археологом, насколько этнографом. Он и появился в 1912 г. в Прибайкалье как этнограф, но увлекся байкальской археологией и навсегда "прирос" к этому краю. Он был включен в состав Байкальской Императорской комиссии, затем, с открытием Иркутского университета, стал вузовским "этнологическим профессором". Одновременно он работал специалистом советской администрации в деле жизнеустроительства малых народов Сибири, был научным консультантом Иркутского губкома в антирелигиозной деятельности и т.д. Первым в России Петри ввел масштаб стратиграфической и планиграфической документации археологического материала, приняв фиксационным размером кубический дециметр вмещающих отложений. Он первый ввел геологический принцип определения - градации - значимости археологического местонахождения: 1) либо только технический анализ набора артефактов в геологическом времени; 2) либо еще и палеоэтнологическая интерпретация остатков в метрических измерениях планиграфии и периодизации общественно-исторического развития. В основание он положил принципы инситности находок, их неперемещенности, либо же - степени смешанности в геологических отложениях. Об этом он писал еще в 1922 г. и первым объектом такого анализа была Верхоленская Гора. Единственное в России того времени методическое руководство к изучению археологических объектов под открытым небом принадлежит перу Б.Э. Петри. С другой стороны, Петри большое внимание уделял литотехноморфологии и терминам, определяющим форму артефакта. Вместе со своими коллегами он работал над региональной археологической периодизацией ископаемых культур.
Научные археологические, этнографические, обществоведческие знания Б.Э. Петри мы можем рассматривать и как теоретическую и методическую "школу", и как практикум для окружающих его соратников в их поисковых, стационарных, экспертно-оценочных археологических работах. Она была особым явлением в масштабах Сибири и, конечно, выделяла Иркутск и его университет. Заслуги Б.Э. Петри в том исторически вечны. Так оценил ситуацию, вероятно, и Городцов, одобрительно и поощрительно назвав эту школу "иркутской". Здесь он и ошибся. "Иркутской" была свободная ассоциация молодых и уже не молодых людей, имевших различные научные подготовки, различные ориентации и устремления своих исследовательских интересов. Они "кружком" группировались вокруг личности и фигуры Б.Э. Петри, но относились к его научным разработкам, выводам, предложениям, к его поведенческим особенностям очень неоднозначно, вплоть до неприятия. Наиболее любопытно то, что никто из будущих научных археологических талантов - ни М.М. Герасимов, ни А.П. Окладников, ни Г.П. Сосновский не связывали, впоследствии, успехи своей научной практики со школой Петри. Более того, они не смогли в полном объеме воспринять и претворить в эту практику многое из опубликованных и не опубликованных разработок Б.Э. Петри. "Иркутской" была географическая приписка ассоциации, "иркутскими" были тенденции развития университета. А "школа" была сконцентрирована в самом Б.Э. Петри. Он ее не навязывал никому и не называл своих молодых коллег "учениками", а они не называли его "учителем", никто, кроме оппонента - Г.Ф. Дебеца... Сложное это понятие - "научная школа".
Петринская "школа" археологии существовала как реальное добровольное образование - "научно-исследовательское тело" - всего несколько лет: в течение "золотого десятилетия" развития науки в Иркутском университете 20-х годов XX столетия. Развал неявно начался в 1926 году, когда закрыли в ИГУ истфак. К 1930 году - году закрытия Иркутского университета - школа Б.Э. Петри была уже персонально дезинтегрирована. К концу 30-х годов она перестала существовать физически. Глава школы, Б.Э. Петри, его соратники Н.Я.Ходукин, В.И.Сосновский, коллега и друг Б.Ч. Дорогостайский были расстреляны в 1937-38 гг. Был несправедливо осужден, сослан на север и затем затерялся в арктической геологии до 60-х годов Герман Степанович Константинов. Ушел от археологии В.И. Подгорбунский. В Москве находился Г.Ф. Дебец, в Ленинграде оказались А.П. Окладников, Г.П. Сосновский, М.М. Герасимов. Кадровый, пусть и добровольный, ученый вузовский археологический форпост на востоке России был разрушен.
В те времена еще молодые М.М. Герасимов, А.П. Окладников, Г.П. Сосновский в течение всего десятилетия 30-х гг. XX в. периодически работали как археологи в Приангарье, в том числе, участвовали в проектных изыскательских работах по строительству будущих ангарских ГЭС. Это, несомненно, заслуга петринских штудий. Но их "персональные" рабочие эпицентры уже находились в европейской России. В Иркутске они теперь "гостили".
Печальный сюжет 30-х годов XX столетия можно закончить словами, которые принято говорить не только в России: "случилось так, как случилось...".
Десятилетие 1940-1950 гг. можно назвать возвращением археологии в Иркутский университет. В 1940 г. открылся историко-филологический факультет. Этого вузовского "младенца" пестовали в своих руках историки Моисей Андреевич Гудошников и Сергей Владимирович Шостакович. Шостакович лично был знаком с Б.Э. Петри и со многими "петринцами" через своего отца. В Иркутске оставался последний из молодых отпрысков школы Петри - Иосиф Вячеславович Арембовский. Об археологии и школе Б.Э. Петри в Иркутске, конечно же, помнили. Во второй половине 40-х годов археология не только вошла в вузовское преподавание органически, начались первые реальные научные полевые археологические изыскания. Но в 1954 г. скончался И.В. Арембовский. Вслед за ним скончался другой талантливый археолог, который, по мысли С.В. Шостаковича, должен был сменить Арембовского: Эрдэмто Ринчинович Рыгдылон. Иркутская археология, которая только что вновь начала "привыкать" к научным вузовским нормам и вырабатывать свой стиль, опять вернулась в лоно "краеведческого собирательства". Прямой участник школы Петри, Павел Павлович Хороших, сменивший Арембовского и Рыгдылона, будучи доцентом ИГУ, не понимал или не принимал принципы петринской археологии, возможно, не умел и не хотел применять их в практике преподавания и производства полевых работ, в обобщениях и оценках ископаемых древностей.
В конце 50-х, в 60-х гг. XX в. развитие археологии в Иркутском университете вновь постепенно стало приобретать абрис научных подходов, вырастая из масштабных полевых стационарных изысканий. К 1967 г. дело подошло к формированию кадрового состава исследователей-археологов профессиональной подготовки и научно-административной организации. Роль "провокаторов" этого процесса, идейных его вдохновителей и тематических руководителей в изысканиях принадлежит М.М. Герасимову и А.П. Окладникову. Они оба - "петринцы", но совершенно различной личностной характерности, разных методических уровней в подходах, в личном воздействии на своих молодых подопечных. Судьба свела многих молодых увлеченных археологией студентов ИГУ и других вузов Сибири с этими талантливыми учеными-земляками на стройках Великого каскада ангарских гидроэлектростанций.
Роль практического руководителя, опекуна, "диспетчера" всех событий в иркутской археологии внутриуниверситетского порядка 50-60-х гг. полностью принадлежит С.В. Шостаковичу, заведующему кафедрой всеобщей истории, профессору. Он - "повивальная бабушка" научной археологии в Иркутском университете 40-60-х гг. XX в. Все археологи Иркутска в своем сегодняшнем разнообразии XXI в. обязаны его уму и энергии.
В 1963 г. по инициативе С.В. Шостаковича была создана лаборатория археологии при кафедре всеобщей истории на историческом факультете университета. Хотя она существовала на общественных началах, это было первое вузовское археологическое научно-исследовательское подразделение в Сибири. В 1967 г., с наступлением "великого подъема ИГУ", когда ректором университета был Николай Фомич Лосев, начинается процесс комплектования штатных сотрудников лаборатории. В 1986 г. лаборатория археологии приобретает официальный титул научно-исследовательского подразделения Иркутского университета. В 1988 г. образуется первая на востоке страны кафедра археологии и этнографии. В 1992 г. по инициативе коллектива кафедры и лаборатории создается научно-исследовательский центр, первоначально именуемый НИЦ Гуманитарных программ, а сегодня - НИЦ геоархеологических, этнологических изысканий и науковедения при Научно-исследовательской части ИГУ. В его составе - лаборатория археологии и палеоэкологии, являющаяся филиалом Института археологии и этнографии СО РАН.
Кратко изложенные события в интерьере Иркутского университета от 40-х годов XX в. и до сегодняшнего дня - лишь штрихи пунктирных линий в развитии вузовской археологии. Можно ли их так или иначе связывать с деятельностью "школы Б.Э. Петри" и "иркутской археологической ассоциации" 20-х гг. XX в.? И да, и нет. Физические лица, имевшие отношение к тем далеким деяниям, принимавшие в них непосредственное участие, конечно, являлись носителями информации, озвучивали ее в разнообразных редакциях. Действие этой информации на молодое поколение иркутян 40-60-х гг. было бы неразумно отрицать. Но не было в реальной действительности ни "возрождения иркутской школы археологии", ни "новой иркутской школы". Вообще, нет оснований говорить об "иркутской школе археологии" после 1937 года.
Б.Э. Петри в начале XX в. привез в г. Иркутск европейский - санкт-петербургский - научный багаж. Его самого можно было бы адресовать школам Волкова-Анучина. Эти знания создали фундамент научной консолидации в Иркутске и ореол известности в Сибири и за ее пределами. Но каждый из его учеников и соратников имел тенденцию к самостоятельному научному поиску и своим решениям. Тем более, что в СССР в режим входила "государственная археология". Можно, при желании, увидеть следы петринских научений в концептуальных геоархеологических разработках И.В. Арембовского. Но в них не меньше влияний А.П. Павлова и В.И. Громова. Можно свидетельствовать, что методику полевого изучения применял и развил М.М. Герасимов, хотя в этот сюжет можно было бы добавить достаточно критики. Можно, наконец, с долей иронии указать на то, что этнографические сюжеты - до безразмерности - вмонтировал в интерпретацию археологического материала академик А.П. Окладников. Но рассмотрение в этих сюжетах влияния Б.Э. Петри логично считать только авторскими соображениями, как и заранее субъективны те, которые будут изложены оппонентами.
В 40-50-х годах в стране господствовала исключительно "государственная археология" и, наверное, о школах едва ли уместно говорить. В условиях многоярусной соподчиненности действует лишь принцип административно-тематического лидерства.
Тем не менее, научно-исследовательские подразделения государственной археологии сумели породить новое направление - "производственную археологию", которая сегодня имеет явную тенденцию выталкивания, выжимания из процессов изучения древностей научно-тематической археологии, подменяя многоаспектность исследований "памятниковой", "объектной" учетностью, а археологов-профессионалов - энергичными "охранниками" ископаемой культуры, специалистами по освоению экстремально крупных денежных масс. Производственная археология явно не заслуга "иркутской" или какой-либо иной российской школы археологии. Но руку к ее созданию приложили, прежде всего, те, кто хотел бы чтить память о научных достижениях исследователей 20-х годов ушедшего века. Им всегда желанно было видеть археологов много и разных... Случилось же так, как случилось... Непреложный закон прогрессивного техногенеза, в конце концов, расставит все необходимые акценты, а память о былых событиях в этом процессе будет отнюдь не лишней.
_____________________
Примечание

Печатается с согласия автора. Материал размещен: http://raesc.edu.mhosts.ru (ссылка не работает - примечание администратора сайта ИСТОРИКИ-1997)


 
Исторический факультет ИГУ, историки, студенты-историки, выпускники истфака ИГУ, выпускники-историки, историки-выпускники, выпуск 1997 года, исторический факультет Иркутского государственного университета, выпуск 1997 года ИГУ, alma-mater, historia magistra vitae est, выпуск истфака, Иркутск, истфак ИГУ, Чкалова 2, выпускники Иркутского госуниверситета, однокурсники, студенты исторического факультета ИГУ, годы учебы 1992-1997, год поступления 1992, год окончания ИГУ 1997, преподаватель ИГУ, преподаватели, студенты, историки-студенты, ИСТОРИКИ-1997, историки 1997 года, выпускники исторического факультета Иркутского государственного университета, Аграфонов Михаил, Алаев Борис, Антипина Алена, Антонов Евгений, Афанасов Олег, Афонин Павел, Бокарев Алексей, Буданов Роман, Васильев Сергей, Васильева Марина, Верюжский Алексей, Винокурова Наталья, Говорина Алена, Гонина Наталья, Гончаренко Андрей, Дворная Вера, Долгих Федор, Емельянов Сергей, Емельянцева Ирина, Журман Алена, Зыков Антон, Игумнова Людмила, Копылов Михаил, Корнильцева Ольга, Кузьмина Светлана, Лисичникова Анна, Меркулова Елена, Мурзиновский Денис, Наумова Ирина, Новосельский Игорь, Орлова Елена, Павлов Андрей, Пежемский Денис, Пешкова Надежда, Плотникова Мария, Преловский Константин, Ромазин Роман, Савинова Елена, Селин Андрей, Сидоров Андрей, Скрябиков Павел, Солоненко Владимир, Спирин Николай, Ступина Елена, Трошенкова Ольга, Туркин Геннадий, Тютрин Андрей, Уватова Ольга, Упкунов Игорь, Харунов Рамиль, Царева Ольга, Чупрова Ольга, Шабалин Алексей, Яковлев Алексей, набережная Гагарина, Иркутск, исторический факультет Иркутского государственного университета, истфак ИГУ, историки, студенты исторического факультета ИГУ, годы учебы 1992-1997, год поступления 1992, год окончания ИГУ 1997, преподаватель ИГУ, преподаватели, студенты, историки-студенты, ИСТОРИКИ-1997, историки 1997 года, выпускники исторического факультета Иркутского государственного университета.
Используются технологии uCoz